Глазычев - Архитектура. Энциклопедия

Автор подытоживает многолетние исследования природы архитектурного творчества на материале всемирной истории зодчества.

Знакомый, малоизвестный и практически неизвестный интеллигентному читателю материал архитектурно-строительной деятельности в ее культурном контексте выстроен в книге таким образом, чтобы всякий раз осуществлялось восхождение от первых шагов нового в архитектуре к ее сегодняшнему состоянию.

Умение, знание, профессионализм, осмысление и сомнение в осмысленности, собственно творчество и различные, подчас полярные его интерпретации в архитектуре составляют предметы углубленного рассмотрения. Совокупность развернутых подписей к иллюстрациям образует своего рода сжатое изложение содержания книги. Большая часть иллюстраций - собственные фотографии  автора книги. За исключением отрывков из классических переводов античных поэтов, переводы стихотворений выполнены автором. Книга предполагает в читателе знакомство с базовой историей художественной культуры.

Введение

Среди множества стертых от долгого употребления "золотых мыслей" имеется и такая: "Жизнь коротка - искусство вечно". Почти каждый где-нибудь да наталкивался на эти слова, но не всякому удается отметить некую напыщенность, что явно выдает время: сама эта языковая формула, оборванная без нужды в стремлении достичь желанной краткости, несет на себе след эпохи Дидро и Вольтера. Если обратиться к самому оригиналу, то есть к мысли великого Гиппократа, и перевести ее на русский язык целиком, то получится существенно иное.

Вслушайтесь: "Жизнь коротка, искусство необъятно, неуловима надлежащая мера, опыт коварен, суждение трудно". Гиппократ, целитель столь  замечательный, что при жизни его считали сыном бога Асклепия, говорил о своем искусстве - об искусности врачевателя, поддерживающего в человеке жизнь и здоровье. Именно как искусность архитектура, поддерживающая саму жизнь, необъятна, ведь ей столько же  тысячелетий, сколько цивилизации. На протяжении всей истории цивилизации архитектор ценой коварного опыта постоянно был занят отысканием надлежащей меры - неудачно  построенное сооружение обрушивалось, не  понравившееся заказчику здание перестраивали.

Естественно, что говорить об архитектуре тоже непросто. У архитектуры нет собственной музы. Именно это обозначает ее родство с другими "ремеслами", ведь своих муз не имеют ни живопись, ни скульптура. Древние греки, поклонявшиеся спутницам Аполлона,  восхищались результатами различных художеств, однако мало почитали все, что имело  отношение к ручному труду.

Тем не менее, когда в эпоху эллинизма, при преемниках Александра Македонского, создавших великие царства, где греческое начало сплавилось с восточным, составляли список семи чудес света, в него включили пять произведений строительного искусства: египетские пирамиды, маяк в Александрии, мавзолей в Галикарнасе, "висячие" сады Вавилона и храм Артемиды в Эфесе. В списке есть еще две огромные статуи — Зевса в Олимпии и Родосский колосс, но в  действительности и они неразрывно связаны с архитектурой. В самом деле, Зевс, восседающий на троне, был помещен внутрь храма, и Фидий лепил глиняную модель в глиняной же модели внутреннего зала храма - целлы в  натуральную величину. Гигантская статуя солнечного бога Гелиоса у входа в гавань Родоса сама была сложным инженерным сооружением,  удерживавшим тонкие, золоченые бронзовые листы скульптурной оболочки.

В позднейшие эпохи, когда мир старел и становился обширнее, когда в едином кругу культуры нашлось место и для критских "лабиринтов", т. е. дворцов на острове Крит, и для скрытого в джунглях Кампучии храмового комплекса Ангкор-Ват, для столицы ацтеков Теночтитлана с его ступенчатыми пирамидами, и для великих соборов, дворцов и парков Европы... семь чудес превратились в семьсот и более. Почти все эти чудеса — архитектура.

В одном ряду с величайшими книгами и картинами, изваяниями и симфониями встали архитектурные сооружения — так давно и так прочно, что никому не приходит в голову в этом усомниться. Великие — значит ли непременно крупные? Так бывает часто, но ведь есть храм Христа Спасителя в Москве или вашингтонский Пентагон, или правительственный комплекс, построенный в Румынии ее коммунистическим диктатором Чаушеску, - гигантские постройки, которые никому не придет в голову отнести к числу шедевров. И есть, напротив, совсем некрупные сооружения, вроде, к примеру. Пропилеев - торжественного входа на террасу афинского Акрополя или храма Покрова на Нерли, от одного взгляда на которые перехватывает дыхание у всякого небесчувственного человека.

Но если дело не в размерах как таковых (хотя мы все чувствительны к грандиозному), то значит в другом - в том особенном качестве, что зовется гармоничностью, в музыкальной согласованности частей. В слаженности целого и в соразмерности деталей. И еще в том особом свойстве, что до некоторой степени и другие искусства разделяют с архитектурой, но в ней оно проявляется наиболее внятно: в особой сомасштабности человеку. Архитектура тем отличается от других художеств, что это - искусство, в котором живут люди, с рождения до самой смерти. И даже после смерти. В прямом смысле слова, потому что кладбища — это архитектура, и в косвенном - потому что сооружение хранит память о своих создателях: о том, кто давал архитектору заказ; о том, кто и как этот заказ выполнял; о том, кто видел воздвигнутое, кто писал о нем, кто запечатлел его в живописи, литературе, в кино.

И еще тем отличается медлительная муза архитектуры, всегда и естественно  запаздывающая относительно более подвижных форм искусства, не оперирующих камнем, кирпичом или бетоном, что она всегда напрямую, всегда неотрывно соединяет свою жизнь с природой. Как и сам человек, постройка переносит дожди и снег, ее сечет ветер и покрывает пыль, она отзывается игрой светотени на движение солнца и мрачнеет в его отсутствии. Ее облик меняется в зависимости от движения облаков и от возможности отразиться в зеркале водоема и в обычной лужице.

Как-то на втором курсе института я ехал в электричке с этюдником. Любопытствующий сосед сразу поинтересовался, художник ли я. "Архитектор", - ответил я с гордостью, при этом несколько преувеличивая свои тогдашние возможности. Тогда упрямый сосед принялся допытываться: а зачем, собственно, нужны архитекторы, когда есть строители? Не помню, но, кажется, я не слишком-то хорошо тогда сумел справиться с ситуацией, а позднее мне такого вопроса уже не задавали. А действительно чем отличается архитектор от инженера-строителя? Сарай или простейший деревянный сруб, или, скажем, саманный домик способен поставить каждый. Вокруг больших городов великое множество "вилл" и "коттеджей", возведенных прорабами, так как по скупости и неразумию заказчики хотели сэкономить на гонораре архитектора. Эти "дворцы" не только безобразны, но, как правило, еще и смешны с их нелепыми башенками, неразумно  размещенными окнами, растратой пространства в путанице комнат, комнаток и террас. Впрочем, обычно обнаруживается, что в основе всех этих строительных затей были какие-то  архитектурные проекты, нередко незаконно добытые, "упрощенные", да еще и грубо переделанные сообразно незатейливым мечтаниям  владельцев. Впрочем, и в этих мечтаниях тоже ведь отражены откуда-то заимствованные  впечатления от совсем другой архитектуры. Иногда, очень редко, бывают исключения - в тех случаях, когда в душе строителя прячется нераскрытый, нереализованный художник. В этих случаях возникают некие архитектурные чудеса, обитать в которых сложно, но по крайней мере никто не останется к ним равнодушен. Обычно же следствием работы с прорабом или с более изощренным  инженером-строителем становится заурядность или наивная экстравагантность.

Может ли инженер-строитель разработать проект сооружения? Конечно, может. Но тогда, осознанно или неосознанно, он воспроизведет проект, когда-то уже созданный архитектором, либо прямо будет использовать так называемый повторный проект (копию уже построенного), или типовой проект, сделанный, как всякая схема, ни для кого конкретно. Жить в этом можно, но к миру архитектуры это имеет весьма опосредованное отношение. Три четверти возводимых в мире сооружений всегда создавались, да и сейчас создаются без прямого участия архитектора. В случае традиционной или народной архитектуры, роль архитектора играл опыт и художественное чутье множества поколений, а заученные артельным мастером образцы и правила работы с привычным естественным материалом, как правило, обеспечивали достойное качество результата.